Сокол и Сокольники
Довольно долгое время считалось, что название посёлка связано с фамилией агронома Сокола, проживавшего рядом (это версия историка‑москвоведа Сытина), или с неким легендарным свинопасом со странным птичьим прозвищем. Теперь нет уже никаких сомнений, что название Сокол по стечению обстоятельств происходит от ещё одного топонима — совсем другого района города, а именно Сокольников, где по первым советским генпланам Москвы (1918–1923) предполагалось построить один из многих городов-садов для рабочих.
В 1921 году образуется жилищно-строительное кооперативное товарищество, кстати, первое в Москве. В него входят художники, скульпторы, архитекторы, учёные и инженеры. Именно они на первом собрании и придумали название своего будущего посёлка, тогда же изготовили и печать с соколом, держащим в клюве домик. Тем временем выбранный участок забраковала Московская санитарно-жилищная инспекция и кооперативу отдали 49 десятин земли возле села Всехсвятское. Там в 1923 году и начали строительство. Старое название переехало вместе с ЖСКТ, прижилось, в 1938 году перенеслось на станцию метро, а затем и на весь район.
Архитектурные эксперименты
Первый генплан почти треугольного посёлка с живописными изгибами улиц создали Борис Великовский и Павел Нахман, петербургские инженеры-архитекторы дореволюционной школы. Однако главную роль в проектировании сыграл Николай Марковников, один из идеологов строительства городов-садов в СССР. Для него посёлок стал экспериментальной площадкой для проверки и реализации градостроительных гипотез. Позже Марковников выпустил брошюру, где уже критиковал живописную планировку Сокола как неэкономную и избыточную. В посёлке, помимо домов на одну, две и четыре семьи (по 100–200 кв. м) с участками, построили ещё клуб, магазин, детсад, спортплощадки, открыли кулинарные курсы, библиотеку и даже артель «Женский труд».
Посёлок можно действительно считать выставкой экспериментального жилья наподобие немецкого Вайсенхофа — в проектировании коттеджей принимали участие многие известные советские архитекторы: Алексей Щусев, братья Веснины, Николай Колли, Зиновий Розенфельд, Николай Марковников и даже художник Пётр Фаворский. Многих из них пригласил член кооператива Павел Павлинов, художник-график, в то время преподававший во ВХУТЕМАСе — центре московского авангарда 1920‑х годов.
Проект дома для рабочих на одну квартиру. Копия документа предоставлена Александрой Селивановой
Каждый из приглашённых имел своё представление об идеальном малоэтажном жилом доме, поэтому в посёлке можно обнаружить и реплики на тему скандинавской избы (арх. В. Веснин, ул. Сурикова, 21 и 23), и английские коттеджи (конец ул. Сурикова), и немецкие блокированные и новаторские щитовые дома, особенно прижившиеся у нас в 1960‑е в качестве типовых дач, и даже дачи вполне в дореволюционном духе (ул. Верещагина). Встречались и плоские кровли, и солярий с бассейном на крыше, и «макинтошевские» окошки. Поражает воображение и перечень применявшихся экспериментальных строительных материалов: термолит, разработанный инженером Павлом Галаховым, торфофанера, фибролит и шлакоблоки. Сокол стал на время настоящей опытной стройбазой. К слову, эксперимент с материалами не совсем удался — ещё в 1927 году обследование показало, что многие дома успели частично сгнить либо поражены грибком.
По легенде, архитектор Николай Колли опробовал здесь розовый армянский туф — ещё до того, как его коллега Корбюзье облицевал им здание Центросоюза. Образцовый дом на две семьи работы архитектора Марковникова был перевезён сюда с Первой всероссийской сельскохозяйственной выставки 1923 года, а некоторые другие дома посёлка сами стали образцами для застройки наукоградов в Сибири и Ленинградской области.
Посёлок постоянно достраивался: в начале 1930‑х появился роддом, в 1937‑м — вилла-крепость обласканного властью художника Александра Герасимова, в конце 1940‑х — типовая двухэтажка, вроде тех, о которых обычно говорят шёпотом: «пленные немцы строили», и несколько многосемейных домов «по американскому проекту». Вопреки всем начавшимся ещё в середине 1930‑х попыткам Сокол снести, его всё же отстояли, и в 1979 году он получил статус памятника градостроительства.
Архитектурная коллекция посёлка пополнилась и за последние годы. Новые виллы по-разному взаимодействуют с соседями — где-то цитируется силуэт островерхих крыш, где-то вдруг появились деревянные балки и стропила; кто-то создаёт собственную версию классической «подмосковной» с балюстрадами и мезонином, а где-то, наоборот, строят высокие кирпичные заборы и кирпичные брандмауэры с бойницами на все четыре стороны.
Художники и другие соколяне
Окончательно посёлок был заселён к 1931 году — тогда завершились все строительные работы, были проведены водопровод (чугунный, действует до сих пор), телефон, электричество. В 114 домах поселилась очень разная публика, однако отношения выстраивались тёплые. На протяжении 13 лет председателем кооператива оставался Василий Сахаров, руководитель профсоюза художников. Он и вовлёк в строительство творческую интеллигенцию. Её было немного, но как раз она составляла костяк жилкооператива. Большая роль в поддержании художественной атмосферы в посёлке принадлежала Павлу Павлинову. Именно он и придумал «живописные» названия улицам — Поленова, Брюллова, Врубеля, Левитана, Венецианова. Последняя, кстати, — самая короткая улица Москвы — 48 метров (проверить это можно лишь лично, так как на всех новых московских картах посёлок Сокол превратился в бермудский треугольник с перепутанными названиями улиц). В 1930‑е к артистической компании посёлка присоединился художник-график Павел Кирпичёв и семья архитектора Петра Файдыша (с сыном Андреем, ставшим известным скульптором).
Остальные обитатели — учёные, экономисты, лингвисты, военные. Среди них — легендарный конструктор автоматического оружия Владимир Фёдоров, секретарь и друг Льва Толстого Владимир Чертков, химик Фёдор Церевитинов.
Вопреки распространённой легенде, изначально рабочих в посёлке не было — кооперативные взносы были слишком высоки для них, в целом строительство коттеджа могло стоить до 600 золотых червонцев. Но 1937 год явился переломным — участки стали госсобственностью, дома уплотнили, превратив в коммуналки. Вот тогда и начали подселять в коттеджи рабочих завода «Изолятор» (ныне завод «Изолятор» им. Баркова на Ленинградском шоссе). По воспоминаниям старожилов, в эти годы почти 60 % жителей Сокола репрессировали, включая председателя Василия Сахарова, а значит, несмотря на идиллические отношения членов кооператива, всё же не обходилось без доносов. Ещё раз изменилось население Сокола после войны — многие не вернулись в свои дома. В 1970‑е коммуналки наконец расселили, и коттеджи частично приобрели первоначальный вид.
Сейчас здесь живёт 510 человек. Среди них сравнительно много потомков первых пайщиков кооператива — Павлиновы, Церевитиновы, Файдыши, Кирпичёвы... Новые жители чаще скрываются за высокими заборами, о них мало что известно и в привычной жизни Сокола они участия не принимают. Но бывают и исключения. В 1990‑е здесь успел немного пожить Ролан Быков с женой Еленой Санаевой. А Татьяна Файдыш вспоминает, что одно время рядом с её домом поселились цыгане, жили прямо в саду, в шатрах, жгли костры. Однако романтические вечера с песнями продолжались недолго, табор скоро разогнали...
Катастрофа
Это случилось 18 мая 1935 года. Над посёлком со стороны Ходынского поля летел гигантский АНТ-20 «Максим Горький», гордость советского авиастроения, самый большой в мире самолёт. Это было настоящее чудо для своего времени — внутри имелись каюты с прозрачными полами, киноустановка, пневмопочта, фотолаборатория, на борту находилось 36 ударников ЦАГИ и 11 членов экипажа. Один из тренировочных самолётов стал выполнять фигуры высшего пилотажа вокруг крыла АНТ-20, не справился с управлением и врезался в масляные баки. «Максим Горький» стал разваливаться на части. Вниз полетели фюзеляж, части крыла, самолёт перевернулся и рухнул на улицу Левитана. Погиб весь экипаж и летевшие конструкторы с семьями, весь Сокол был засыпан обломками. К счастью, жители посёлка не пострадали. О случившейся трагедии здесь вспоминали ещё долго, куски обшивки и моторы «Максима Горького» хранились в домах как реликвии. Кое-что до сих пор можно обнаружить в местном музее.
Сады и звери
Когда посёлок только заселялся, это была окраина Москвы, рядом — чистое поле, куда, по воспоминаниям старожилов, ходили за земляникой, а на опушке Серебряного бора собирали грибы. «Дачная» атмосфера распространялась и на участки соколян, где устраивали огороды и разводили домашнюю птицу, а кто-то даже и свиней. Кстати, эти традиции живы по сей день — известно, что из домашней живности в посёлке и сейчас есть гуси, а один из жителей держит глухарей. С недавних пор тут организован и свой собственный зоопарк. Точнее, на одном из участков обосновалась семья циркачей, у которых живут медведи, еноты, дикобразы, обезьянки, удавы и кенгуру. По праздникам на центральной площади посёлка устраивают цирковые представления...
«Общественная» часть Сокола сохраняет следы прежнего зелёного благоустройства. Ещё в 1927 году 30 соколян создали Общество любителей зелёных насаждений. По специальному проекту на каждой улице были особые деревья: липы на ул. Сурикова, канадские клёны на ул. Поленова, ясени — на ул. Шишкина.
Сады теперь постарели, некоторые в запустении, а где-то каждый год трогательно возобновляются цветники. Раньше многие из жителей посёлка увлекались экзотическими растениями, говорят, что здесь выращивали орхидеи, японскую айву и самшит. Поэтому неудивительно, что существовал и собственный поселковый «ботанический сад», где можно было гулять в любое время суток. Впрочем, теперь сам посёлок Сокол стал своего рода экзотическим садом — уже для всей Москвы.
Сохранившийся образец градостроительных утопий первых послереволюционных лет, созданный под впечатлением от концепции города-сада Эбенизера Говарда. По проектам реконструкции Москвы Алексея Щусева и Сергея Шестакова так должна была выглядеть вся столица — утопающая в буйной растительности и солнечных лучах, сплошь покрытая малоэтажными домами на одну-две семьи... «Будущее принадлежит только одному громадному зелёному и солнечному городу-саду» — так бескомпромиссно писал в 1925 году Лопатин о Москве будущего — 1970‑х годов. По иронии судьбы именно в 1970‑е снесли несколько таких посёлков-садов, и в итоге остался лишь один — Сокол.
