Часов около шести вечера Дягилев и Философов подъехали к барскому, московского типа, особняку, стоящему во дворе. Переулок темный, узкий. Наискосок большая многоэтажная фабрика, вся освещённая. Подъезд сбоку. Хотели сначала позвонить, но дверь оказалась незапертой. Вошли в переднюю. Налево, прямо против входа, лестница наверх. Рядом с лестницей идет коридор вглубь дома. Рядом с коридором открытая дверь в столовую, в которой виднеется угол накрытого стола. В доме слышны оживленные голоса. На вешалках масса шуб, на столе перед зеркалом студенческие фуражки. Через несколько секунд появляется лакей во фраке, белых перчатках. Узнав, что посетители хотят видеть Л. Н., говорит: «Они сейчас за стол садятся. Вы бы лучше зашли через час, что ли, тогда они будут свободны, и вы можете у них сидеть, сколько хотите».
Впервые Дягилев и Философов оказались в Хамовниках в январе 1892 году из чистого любопытства. Им по 19 лет, они — студенты 2-го курса юридического факультета Санкт-Петербургского университета. В Москве они гостят у родителей своего однокурсника.
«Однажды, когда мы сидели за дневным чаем у Андреевых, разговор зашёл на обычную тему о Льве Толстом. Недолго думая, мы решили тотчас же, моментально, сию же минуту поехать к Толстому. Ну что же такое, что мы привезем маленькое пожертвование? Ведь на то он и Лев Толстой, чтобы принимать всех. Мы встали, раскланялись и поехали. Ехать пришлось долго. Всё это совершилось так быстро, что мы не успели опомниться, и поэтому всю дорогу упорно молчали, если перебрасывались отдельными фразами, то на французском языке. Мы всё время дрожали и злились друг на друга» — пишет Сережа своей мачехе Елене Валерьяновне Панаевой. «Весь рассказ записан мною и Димой в день беседы и почти слово в слово будет внесен мною в мой альбом, который называется „Моё знакомство с великими людьми“».
«Мы взошли в небольшую комнату, должно быть, одного из старших сыновей Толстого. Над письменным столом висела олеография с картины Репина „Лев Толстой за охотой“. На столе стояли карточки его и графини и лежала открытая книга: „Lettres de Marie Bachkirtzeff“. Мебели была только жёсткая кровать с одной подушкой, покрытая старым серым одеялом, жёсткое кресло, сундук, стул и этажерка с книгами. Я сел на стул, Дима же польстился на сундук, на котором набросано было мужское платье. Так мы пробыли в ожидании минут 5, которые нам показались годами. При каждом малейшем движении в коридоре мы вздрагивали». На заглавной фотографии статьи изображена как раз комната мальчиков, где вероятнее всего и состоялось знакомство. Наконец, появляется Толстой.
«Что меня в нём особенно поразило — это соединение крестьянского рабочего костюма с какой-то джентльменскою манерой держаться и говорить. Ничто в его фигуре, ни в его одежде, ни в голосе, ни в манерах, ни в разговорах — не шокировало ни в малейшей детали. Вся его трогательная фигура была воплощением оригинальной правды и натуральности. Говорил он басом и не тихо. Во время разговора смотрел прямо в глаза тому, с кем говорил».
То есть это не просто письмо, Дягилев сразу планирует обстоятельнейший исторический документ. Хотя получившимся разговором он не слишком доволен: «Впоследствии мне было очень досадно, что мы не приготовились к беседе с ним./.../ Мы страшно растерялись, прежде всего». Кузены действительно волнуются, смущаются, не знают, о чём говорить, пытаются сразу уйти, и очень рады, когда Толстой их останавливает, чтобы побеседовать. Они обсуждают деятельность Толстого по организации помощи голодающим, благотворительность, тщеславие, баронессу Икскуль, студенческий период ничегонеделания, который Толстой считает очень полезным. Выходят кузены совершенно восторженными: «Первыми словами, когда мы вышли на улицу, были вырвавшиеся у нас обоих восклицания: „Да он святой, он положительно святой!“ Мы были так растроганы, что едва не плакали. Что-то невообразимо искреннее, трогательное и святое было во всей фигуре этого великого человека. Смешно, что мы ещё долгое время чувствовали запах его бороды, который мы ощутили, обнимая его. Конечно же, первое время мы ни о чем другом не могли говорить».
Второе посещение состоялось на семь лет позже, в Вербную субботу (9 апреля) 1899 г. незадолго до Пушкинских дней. Теперь Дягилев и Философов выступают в роли редакторов «Мира искусства». Они готовят номер к 100-летию со дня рождения Пушкина и очень надеются получить от Толстого статью. Но их ждёт разочарование, Толстой ранее уже отказывался от подобного, и мнение его не изменилось: «Тургенев на меня тогда очень сердился, что я не принял никакого участия. Он и писал мне и лично просил, но я совершенно не сочувствовал этой суете. Нахожу, что всякие чествования не в духе русского народа. Впрочем, зачем я говорю „не в духе народа“. Просто, не в моём духе. Я терпеть не могу всех этих прославлений и празднеств. Людям доставляет удовольствие суетиться, ну и пусть суетятся. Я в это не вмешиваюсь...» Более того, Толстой вовсе не уверен в актуальности поэта: «Что ж, Пушкин, как поэт, имел значение в своё время. Большое значение, которого он теперь, слава Богу, не имеет. Все это стремление сделать Пушкина народным, привлечь народ к чествованию его памяти — всё это одна фальшь. Пушкин для народа нужен разве только „на цыгарки“».
Дягилев остается собой, упорства ему не занимать, и 21 апреля редакторы пишут Толстому письмо: «Хотя в личной беседе Вашей с нами вы и отклонили просьбу нашу высказаться на страницах „Мира искусства“ по поводу юбилея Пушкина, всё же мы решаемся просить Вас хоть в нескольких словах, хотя бы в кратком письме наметить те главные основания, которые заставляют Вас отрицательно относиться к упомянутому событию. Считая крайне нужным дать правдивую оценку всей этой суете предстоящих торжеств, мы и осмеливаемся просить Вас помочь этой намеченной нами цели Вашим веским словом». Толстой ничего не ответит.
Впрочем, он всё-таки появится на страницах журнала: в виде репинского портрета (№ 4, 1901) и в литературном отделе (№ 4, 1902 год) — со своим письмом 1891 года об отношении искусства к действительности: «... я думаю, что искусство важное дело и не надо его смешивать с жизнью. Жизнь сама по себе, а искусство само по себе».
A propos
Изучите весь маршрут по следам мирискусников. Мария Дружинина проведёт вас по 11 точкам Москвы, относящимся к первой половине периода деятельности журнала и объединения «Мир искусства». Редакция настоятельно рекомендует посетить все обозначенные достопримечательные остановки.
Вы находитесь в шестой точке маршрута — на улице Льва Толстого в Хамовниках.
