• Текст: Алексей Петухов искусствовед

Каскады: Москва, Париж, Нью-Йорк

Скрывшаяся в зарослях Нескучного сада гранитная лестница, обрамляющая почти высохший ступенчатый фонтан-каскад, обычно возвышенных чувств не вызывает. А уж венчающая её фигура чугунной пловчихи с реставрационными швами-шрамами на предплечьях (следами многократной «ампутации» рук) вообще, пожалуй, не воспринимается иначе как объект насмешек, не всегда приличных намёков и даже действий. Фамильярное отношение публики к довоенной парковой затее — необычное доказательство её «человеческого измерения», качества, редкого для сооружений «тоталитарного стиля».

Впрочем, весь ансамбль ЦПКиО имени Максима Горького был несколько «девиантен» для сталинской неоклассики: тема «жить стало лучше, жить стало веселее» позволяла свободные вариации, да и каноны ко времени нового проектирования и строительства — середине 1930‑х годов — ещё не успели устояться. Для тонкого романтика архитектора Александра Власова парк стал площадкой благородной игры в «советскую античность» — его аллеи наводнили огромные керамические вазы с орнаментом в духе древнегреческой архаики и скульптуры атлетов.  

03_IMG_6098.jpg
Фонтан-каскад «Прыжок в воду» в Нескучном саду. Фотография Семёна Собакина
Ансамбль, разыгранный Власовым в 1937 году вокруг скульптуры Ромуальда Иодко «Прыжок в воду», — идеальный пример синтеза природы и искусства, о котором только и писали в довоенной творческой прессе. Перепад высот между уровнями Пушкинской набережной придал композиции динамику, гранитный постамент-волна как будто подбрасывает пловчиху, легко преодолевающую зеркальные квадраты водного каскада. К месту пришлись и изысканные античные ассоциации, продолжающие «водно‑морскую» тему: лестницы с балясинами крито‑микенского стиля внизу фланкируют тумбы, прежде украшенные изваяниями мальчиков с рыбами-фонтанчиками в руках. «Своеобразный искусственный водопад представлял исключительно красивое зрелище» — с путеводителем 1940 года нельзя не согласиться.

Но Власов привёл в гармонию не только материалы, стихии и исторические цитаты. В середине 1930‑х годов фонтаны-каскады вышли из дворцовых парков, стали компактными и современными, научились вживаться в ритм большого города. Советскому архитектору удалось элегантно вписаться в модную мировую тенденцию и обыграть её по-новому. Даже беглая прогулка по мировым столицам даёт богатый материал для сравнительного анализа.

Наш первый адрес — Париж, где после закрытия грандиозной Международной колониальной выставки 1931 года в Венсенском лесу память о ней решили увековечить небольшим фонтаном. Находится он прямо около выхода из метро Porte Doree, рядом с главным павильоном бывшей экспозиции — Дворцом колоний, задавшим канон официальным зданиям 1930‑х во всём мире. Каскад построен как шествие-восхождение по квадратным водным ступеням к окружённой пальмами позолоченной статуе — аллегории Франции, и буквально, и метафорически воспроизводя принятое в те годы наименование колониальных владений республики — France d’Outre-Mer (Заморская Франция). В нашей мини-галерее это наиболее строгий образец, и всё же камерный масштаб делает его соразмерным современному Парижу, а бескомпромиссный геометризм бассейнов напоминает о том, где именно родился кубизм.

Фонтан, а тем более каскад, — затея достаточно непрактичная, чтобы стать редкостью для Нью-Йорка, и достаточно роскошная, чтобы превратиться в подарок, достойный миллионера. Возможно, этим она и пленила Джона Рокфеллера‑младшего, который отдал воде главную пешеходную артерию нового «города в городе», увековечившего имя династии предпринимателей. «Променад» — улица-ущелье с небольшим подъёмом, ведущая к центральному небоскрёбу Рокфеллеровского центра. Вдоль неё в 1932 году выстроились шесть прямоугольных, по-американски обособленных бассейнов-ступенек. Не обошлось и без наивно-остроумной символики: эту цепочку мини-водоёмов между Maison Francaise и British Empire Building сразу прозвали «Ла-Маншем».

Доподлинно неизвестно, знал ли Александр Власов о «предшественниках» своего каскада в парке Горького. Пожалуй, это и неважно — в середине 1930‑х такая идея носилась в воздухе, а московский фонтан-лестница очевидно перерастает своих заграничных родственников — и масштабом, и глубиной и тонкостью намёков, хотя и пребывает по сравнению с ними в большом небрежении. Пловчиха из Нескучного сада хранит ещё немало тайн — в стекающей по серому граниту воде можно разглядеть парижские реминисценции или вдруг услышать отзвук шумной нью-йоркской «морской игры». 


À PROPOS

Алексей Валерьевич Петухов — кандидат искусствоведения, старший научный сотрудник Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина

Оставить комментарий

Для того,чтобы оставлять комментарии, Вам необходимо Зарегистрироваться или Войти в свою комнату читателя.

РекомендуемЗаголовок Рекомендуем