Если в пятидесятые годы на современной территории Москвы были сотни (если не тысячи) бетонных, гипсовых и бронзовых скульптур, то сейчас остались лишь единицы, да и те далеко не всегда пребывают в хорошем состоянии. За прошедшие десятилетия статуи обросли насмешливыми ассоциациями, неблагородной патиной и голубиными отметинами, но немногочисленные выжившие выстрадали главное — право быть памятниками, причём не только историческими, но и художественными.
В революционном ХХ веке скульптуру крепко связали с идеологией. Изваяния стали серьёзными, а прежняя занимательность — неуместной. «Наступает новая эпоха скульптуры монументальной», — констатировал Анатолий Бакушинский, добавляя: «Мы не очень далеко <...> от нового Ренессанса». Мыслить и творить наравне с античными героями и титанами Возрождения — такая планка установилась уже к 1919 году, когда у обелиска Свободы перед зданием Моссовета на Тверской появилась фигура во фригийском колпаке, держащая в руках небесную сферу. Скульптор Николай Андреев создал настоящую советскую, революционную Нику. Увы, обелиск уничтожили ещё перед войной — лишь голова от Свободы дошла до потомков.
В начале 1930‑х годов пал авангард, так и оставшись чуждым и вождям, и массам. В шаткое межвоенное двадцатилетие всевозможные игры с классикой — воплощением фундаментальности и порядка — стали модой в искусстве не только тоталитарных стран (например, Италии и Германии), но и всего мира.
Зрительного комфорта жаждало и население СССР: о монументальных «фигурах» современников трудящиеся заявляли в своих «наказах» творческим кадрам. Теперь в образе античных героев воплощается не только возвышенная Свобода, но и простые колхозницы, рабфаковки или метростроевки. «Из нас героем становится любой» — пелось в популярной песне.
На улицы и в парки, на путепроводы и башни шлюзов высыпали сотни белоснежных воплощений отдыха, спорта и разнообразных профессий — каждый со своими атрибутами. За рецептами московские ваятели обратились к античности — благо Музей изобразительных искусств обладал богатейшей коллекцией гипсовых слепков с греческих и римских статуй, заказанных за границей ещё в начале ХХ века.
Наследниками античного культа обнажённого тела оказались советские физкультурники. Главной богиней пантеона стала «Девушка с веслом» работы Ивана Шадра — ученика прославленного француза Аристида Майоля. Пятиметровая статуя украсила в 1935 году центр главного фонтана ЦПКиО имени Горького. Спустя год свою вариацию на ту же тему предложил скульптор Ромуальд Иодко.
Самая тиражная модель сталинской эпохи, её некогда осязаемый и зримый символ, сегодня «Девушка с веслом» целиком мифологизирована и в науке, и в массовом сознании. Легенда о героине возвысилась до символики античной трагедии — спортсменка, послужившая моделью скульптору, в 1941 году ушла в партизанский отряд и погибла спустя неделю после разрушения немецкой бомбой статуи в парке Горького...
Увидеть «Девушку с веслом» в Москве можно лишь на мозаичном плафоне работы Александра Дейнеки на станции метро «Маяковская», скульптурных её копий в Москве не сохранилось — лишь одна может скрываться где-то на территории Люблинского механического завода.
Встреча со сталинскими физкультурницами более вероятна в Подмосковье, но и там их очень немного. Одна спортсменка настойчиво упражняется с мячом в Рошали, другая — метает диск в Ступино, а третья — лучащаяся гордостью девушка-призёр — единственной сохранившейся рукой крепко держит кубок у входа на стадион в Серпухове. Последняя статуя, кстати, — это сильно упрощённая копия работы уже упоминавшегося скульптора Иодко — автора целой галереи предвоенных спортсменок и тружениц.
В сериях скульптур (чаще всего их создавала бригада самого плодовитого довоенного ваятеля-«оптовика» Матвея Манизера) постепенно складывался набор образов советских девушек, напоминающий строчки из песенки 1930‑х годов:
«Одна из них артистка,
Стройна как лань она.
Пловец, парашютистка —
Не девушка — весна!
Вторая — славный лётчик —
такую угомонь!
И нету смеха громче —
Не девушка — огонь!
А третья — та строитель.
И ум, и красота...
Ну что ни говорите —
Не девушка — мечта!»
Почти буквальная иллюстрация этого текста — женские фигуры на станции метро «Площадь Революции». Здесь и сжимающая стропы парашютистка, и студентка с книгой, физкультурница с мячом, колхозница с роскошным петухом, матери с младенцами, школьницы, пытливо рассматривающие глобус...
Другой многофигурный «заповедник» расположился на аттике библиотеки имени Ленина. В порядке семейного подряда заказ на многие женские фигуры получила Елена Янсон-Манизер. Особенно удались ей два контрастных подхода к науке: многомудрая дама с тяжёлым фолиантом и романтичная, смотрящая вдаль студентка с модной стрижкой каре — стопка забытых книг спряталась где-то позади. Среди учёных дам — мощная колхозница со снопом (работа Надежды Крандиевской).
Другая колхозница вместе с напарником охраняет угловую арку общежития начсостава РККА на Яузском бульваре. Винтовка, вложенная в её руку Алексеем Зеленским, явно радовала глаз красных командиров.
Символом открытого в 1938 году канала Москва — Волга стала девушка на аллее перед Речным вокзалом. В её руках целая стихия — вода с лёгкой яхтой. Автор этой фантазии — Юлия Кун, ближайшая подруга и ученица знаменитого Степана Эрьзи. У московской речной Ассоль есть и сестра-близнец — её точная копия на 5‑м шлюзе канала.
Водопроводная система — часть канала Москва — Волга также получила своих героинь. На монументальных пропилеях Сталинской (ныне — Восточной) станции водоснабжения (1939) брутальная работница в широких штанах демонстрирует большой штангенциркуль и, вероятно, карту производимых работ.
С приходом войны московские девушки-статуи взяли в руки оружие. На станции «Партизанская» стоит на посту у колонны при входе в подземный зал Зоя Космодемьянская работы Матвея Манизера. Здесь вспоминается модель «Девушки с веслом» — Виктория Волошина, повторившая судьбу Зои. Другому мастеру, Николаю Томскому, принадлежит триумфальная фигура на Ленинградском путепроводе: девушка-боец с выбивающимися из-под пилотки кудрями поднимает автомат в победном жесте.
Трогательный и уникальный памятник, возможно, связанный с военными годами, сохранился на путях станции «Депо» в Люблино: девушка машет платком уходящим поездам.
Немалое число девушек-статуй сохранилось на ВДНХ. Большинство из них появилось в 1954‑м — в год «второго открытия» выставки. Наиболее любопытны скульптуры зверовода с лисятами у сгоревшей «Охоты и звероводства» и вызывающих умиление кролиководов под колоннадой профильного павильона.
Трудолюбивые дети и подростки — любимая дидактическая тема позднесталинской городской пластики, привязанная, как правило, к детсадам и школам. Статуи пионерок можно увидеть в одном из дворов в 1‑м Хорошёвском проезде или в усадьбе Виноградово на Дмитровском шоссе — там юные девушки «вооружены» книжкой и лейкой.
Оттепель прекратила шествие гипсовых и цементных клонов по городам. Сталинская гендерно-тематическая иерархия испарилась, а скульпторы робко предлагали «девушкам» новые нетривиальные образы, например, заменяя традиционный инвентарь вымышленным. В 1957 году на Цветном бульваре появилась группа из трёх юных колхозниц, автором которой был Михаил Бабурин, недавний создатель колоссальных женщин с серпами на высотных зданиях. Название скульптуры романтично и нематериально — «Песня», и напрямую отсылает к 1960‑м, когда быт стал эфемерным, а романтика осязаемой: «Склоняется песня ко мне на плечо / В прозрачном платочке она».
